Патрик внимательно ее выслушал, потом пытливо посмотрел на Рейчел, словно сомневался в ее чувствах, и уточнил:
— Значит, Шон требует, чтобы ты снова вышла замуж за ее отца. Что ж, ты однажды уже вышла за него… Хочешь повторить опыт?..
— Я хочу быть с тобой! — с силой, проговорила Рейчел, потом вдруг сникла и очень тихо добавила: — Но надо как-то постараться достучаться до разума Шон, иначе у нас с тобой ничего не получится.
— Может, мне стоит поговорить с ней? — задумался Патрик. — Может быть, я сумею как-то повлиять на нее.
Рейчел отрицательно покачала головой.
— Она о тебе и слышать не хочет, не то что видеть! У Шон слишком впечатлительная натура, и Норманн сумел найти к ней поход. Она боготворит его и жалеет… — обреченно проговорила она.
— Понятно… Что ж, посмотрим, захочет ли она меня видеть, — спокойно сказал Патрик и весело подмигнул печальной Рейчел. — Я люблю тебя и не намерен больше расставаться с тобой никогда и ни при каких обстоятельствах, — твердо сказал он.
— Я умру без тебя, — глядя прямо в глаза любимого, тихо проговорила Рейчел.
Патрик бережно взял ее руку и прижал к своей щеке. Ее губы дрогнули в улыбке.
Они сидели в ярде друг от друга, соприкасаясь взглядами. Оба молчали, но каждый знал, что они думают об одном и том же. Они понимали друг друга без слов.
— Поехали в отель, — пересохшими губами проговорила Рейчел.
Патрик согласно кивнул…
В отеле, в своем любимом номере, том самом, где они когда-то провели свою первую ночь, они окунулись в другой мир.
Волшебный. Сладостный. Безмятежный.
Сидя на пушистом ковре, они потягивали чудное тягучее вино из тонких бокалов. Оно теплом разливалось по венам, расслабляя и помогая забыть обо всех невзгодах. Теперь они оба ощущали одно — волнующую радость.
Патрик глядел на возлюбленную, и сладострастная жажда заставляла его представлять, что скрывается у нее под одеждой. Он жадно раздевал ее взглядом и в мыслях уже видел все изгибы ее обнаженного тела: красивую небольшую грудь с сосками-вишенками, округлый живот, тонкую талию, гладкие бедра… Он жаждал ее. И Рейчел чувствовала это. Ей приятно было сознавать, что она желанна. Это возбуждало ее, как ничто другое. Под его взглядом внутри нее оживали томительные чувства.
Она не скрывала их.
Не отрывая страстного взгляда от Патрика, она по-кошачьи грациозно поднялась, завела руки за спину, нащупала молнию и медленно расстегнула ее. Платье с легким шелестом соскользнуло вниз. Под платьем не было ничего. На ее обнаженном теле остались лишь украшения, сверкающие всеми своими гранями, словно ликуя, радуясь чувствам, которые жили в сердцах Патрика и Рейчел.
В свете желтой луны нагая Рейчел казалась особенно похожей на фарфоровую куколку. Время было не властно над ее совершенной красотой. Она стояла, не двигаясь больше, застыв в ожидании, держа в руках бокал с недопитым вином.
Патрик, ловя ее манящий взгляд, неторопливо поднялся с ковра и, на ходу снимая с себя одежду, подошел к ней…
Одно на двоих неудержимое желание горело в их телах жарким сладострастным огнем…
Рейчел поднесла к его губам свой бокал. Патрик сделал глоток, другой… Он не успевал глотать — вино лилось мимо рта. Отведя бокал, Рейчел возбужденно слизывала терпкие капли с его подбородка, заставляя каждый волосок на теле Патрика встать дыбом от возбуждения…
Казалось, неожиданное препятствие только подстегнуло их страсть, придало ей огненной энергии…
Они достигали предела своих неиссякаемых фантазий. Они окунались с головой в волшебный мир неземного наслаждения. Они сгорали в огне любви.
Время остановилось для них.
Они и не заметили, как прошла ночь и наступил новый день с его суетой и будничными заботами.
Им ни до чего не было дела. Они забыли обо всем.
Был воскресный день. Шон позвонила отцу, и они договорились встретиться, как обычно.
Они гуляли по тенистому парку, наслаждаясь свежестью воздуха. Погода стояла великолепная. На небе ни облачка. Расположение духа у обоих было преотличное, под стать погоде. Отца и дочь окружало почти кафедральное безмолвие — деревья, росшие в парке, поглощали звуки и создавали тишину. Их зеленые лапы процеживали сквозь себя лучи солнца и разбрасывали их повсюду контрастными полосками света и тени.
Шон делилась с отцом своими переживаниями.
— Мне никак не удается договориться с мамой! Она такая упертая, — в сердцах говорила она.
Норманн невесело усмехнулся.
— Ее можно понять. Боюсь, что ты с ней не сможешь договориться не только сейчас, но и в ближайшем будущем, — безнадежно заметил он.
— Ты так говоришь, будто поставил крест на ваших отношениях! Так нельзя! Нужно верить, обязательно верить, и тогда у тебя все получится. Я тебе во всем помогу! Вот увидишь, все получится!
Он ничего не ответил. Задумался.
Отец с дочерью молча шагали по аллее парка. Шон хотела что-то сказать, но Норманн опередил.
— Знаешь, дочка, жизнь гораздо сложнее, чем ты думаешь. Она вовсе не собирается потакать нашим желаниям, какими бы сильными они не были. Есть, знаешь ли, некий Высший Судья, который взвешивает на своих весах все наши дела — и хорошие, и плохие. А потом воздает за них по справедливости. Что сотворил — за то и получил.
— Не верю, это все выдумки, — отмахнулась Шон.
— Никто не верит, потому, что расплата приходит, как правило, значительно позднее. Когда ее не ждешь.
— Но ты уже за все свои грехи расплатился! А мама так себя ведет, потому что у нее ухажер появился из Бостона, Патрик его зовут. Но ты ничего такого не думай, я о нем ничего слушать не хочу, — заранее успокоила она отца.